Андрей Мовчан: «Варданян решил, что я — армянин, и взял на работу»

Андрей Мовчан

Ассоциация выпускников ВШЭ 20 апреля провела встречу с Андреем Мовчаном, директором программы «Экономическая политика» Московского центра Карнеги. Модератором дискуссионного вечера выступил сооснователь ассоциации Евгений Голбан. FinBuzz приводит основные выдержки из выступления Андрея.

По образованию и по профессии я — физик. Занимался системами наведения, в том числе, системами наведения военных объектов — проще говоря, баллистических ракет.

Я совершенно случайно попал в 1992 году в «Альфа-Групп». В газете «Московский комсомолец» было опубликовано объявление, что компания ищет математиков. Я тогда зарабатывал в Центре управления полетами, будучи заведующим лаборатории, 10 долларов в месяц. Эта цифра входила в некоторое противоречие с моими амбициями. А там математикам предлагали 250 долларов. Меня взяли на работу руководить аналитическим подразделением. Тогда я работал вместе с известными людьми: Михаилом Фридманом, Денисом Киселевым, Борисом Киперманом, Петром Авеном. В основном занимался недвижимостью. Потом я оттуда мигрировал в другие компании.

Возглавлял финансовый блок группы «Гута». Это было в начале 90-х. Потом я возглавлял подразделение в «Российском кредите». В 1997 году познакомился с выдающимся человеком, Рубеном Варданяном, который услышав мою фамилию, совершил трагическую ошибку в своей жизни. Он решил, что я — армянин, и немедленно пригласил меня работать. Параллельно я закончил Чикагский университет. В 2003 году меня переманил Стивен Дженнингс, человек еще более известный.

До 2009 года я возглавлял buy side в Renaissance, так называемый Renaissance Investment Management (RIM). Параллельно удалось поработать руководителем банка «Ренессанс Кредит». Его путь с 200 млн долларов до 1,5 млрд долларов в капитале проделан был, когда я был его CEO. Перед 2008 годом я продал свою долю. Я продал всю свою долю в «Ренессансе» за полгода до кризиса. И тогда мне все говорили: «Что ты делаешь? Ты с ума сошел? Все будет стоит в десять раз больше». А потом они все приходили и говорили: «Откуда ты знал?» Я занимался управлением активами, я не мог не знать. Я всем честно говорил тогда и даже писал в журналах, что все будет плохо, но верить особо никто не хотел. Я ушел, создал с партнерами свою компанию под названием «Третий Рим». И до 2013 года мы работали, делали сделки, управляли активами. Осень 2013 года мы продали компанию англичанам Oracle Capital.

Симптомов кризиса в 2013 году было много. Они приходили с разных сторон. Обычно, когда вы видите симптомы с разных сторон, то это свидетельствует о том, что процесс будет устойчивым. К этому времени уже подешевело золото. Золотой спайк традиционно предшествует окончанию суперцикла и началу нового. Золото вырастает, как и все commodities. За золотом нефть ходит очень исправно. Может с лагом по времени, но они очень дружат. Вообще, если рисовать цену нефти в золоте или золота в нефти, как хотите, — то это такая синусоида, которая крутится вокруг, условно говоря, 15 баррелей за унцию. И если она очень сильно от этого отходит, возникает стретч, и это значит — вы на границе цикла. И этот стретч, конечно, схлопывается в определенный момент. В 2013 году все было очень красиво и понятно. Плюс можно было посмотреть на поведение рынков. Рынки тоже отражали конец цикла. Ставки дошли до конца, до упора.

По-хорошему, есть только одна вещь, про которую можно точно сказать, что она случится после 2018 года — придет 2019. Ничего другого мы предугадать не можем. Можно рассуждать о трендах, тренды имеют свойство ломаться. Что мы сейчас понимаем? Мы понимаем, что власть, вообще говоря, неплохо осознает ситуацию. Она постоянно отказывается от катастрофических действий: экономика роста, Зюганов, национализация, своя валюта, настоящая стоимость рубля — 19 к доллару. Это привлекательно, это повысило бы кредит доверия общества на некоторое время. Общество очень иждивенческое, и оно ждет патерналистских действий. При этом государство на это не идет. Неплохо разбираясь в ситуации, власть не двигается в сторону структурных реформ.

Россия является демократической страной в том смысле, что большинство населения действительно поддерживает власть. А власть у нас та, которую поддерживает большинство населения. Демократия не спасала ни Германию в 30-е годы, ни Венесуэлу в 2000-е, ни нас сейчас. Демократия — вообще не средство для спасения страны. В этом смысле реформы (политические и экономические) совершенно можно разделить.

Власть наша мыслит очень коротко, она не умеет думать длинными горизонтами. Но есть серьезный момент, который власть понимает — любые реформы вызывают кризис. Шесть-семь лет — это нормальный, хороший срок для эффективных реформ при серьезном кризисе. Падение ВВП на 25-30% — это нормальное падение ВВП в процессе реформ. Тем более реформ такой чудовищно запущенной страны, как Россия. Россию нам удалось запустить колоссально. В нашем случае реформы могут занять лет 10-15 при падении ВВП на 30-40%, и на это власть пойти не может, потому что кредит доверия населения очень хрупкий. Он пока держится благодаря тому, что рецессионная стабильность может продолжаться много лет. И если сейчас начать реформы, кредит доверия рухнет, и власть снесут, как правительство Гайдара, причем намного скорее.

На пиках реформ очень часто сносят правительство и власть. Наша власть опирается на многомиллионный слой бюрократии, который не потерпит такой ситуации обеднения кормушек. У нее нет диалога с теми классами, на которые можно было бы опереться — с технократией, с предпринимателями, со средним классом.

Третий Рим — это красиво. Мы собирались на какой-то кухне в очередной раз, решая вопрос как назвать нашу компанию. И кто-то из нас, по-моему, Кирилл Левин сказал, что давайте назовем «Третий Рим», потому что часть команды сперва работала в «Тройке», потом в Renaissance Investment Management (RIM). Это была третья инвестиционная компания.

Как врач, я вам должен сказать, что делать бизнес здесь нельзя. Это вредно для здоровья того, кто этим занимается. Наши люди, которые едут за границу, отлично делают там бизнес. Русский человек, который прошел русскую школу, там работает хорошо и легко. Это проверено.

Есть старое российское правило, которое я в армии еще выучил. Я служил срочную службу, мне удалось многое усвоить. Надо находиться ближе к кухне и дальше от начальства.

В России проблема не с деньгами, а с доверием между институциональными и экономическими агентами, с рисками. Perception risks у нас чудовищные. У нас все боятся. Власть боится предпринимателей, предприниматели — власть и друг друга, госкомпании — частных компаний, все боятся иностранцев, иностранцы боятся русских.

В венчурной индустрии можно получать бонус по росту капитализации твоего венчура. Рост капитализации определяется последующим раундом. У венчурного рынка изначально высокий риск-профиль. И задача венчурного рынка — в широкой селекции обеспечить выживание небольшого количества очень прибыльных компаний. Поэтому в этом смысле надо инвестировать в как можно более широкий круг. Потому что предсказать успех венчура, как показывает практика, невозможно.

При принятии инвестиционных решений могу попробовать перечислить основные парадигмы. Мы ориентируемся на асимметрию информации. Если мы симметричны относительно рынка, мы ничем не лучше. Мы стараемся знать больше, чем рынок. Мы делаем peer analysis, используем аналитиков, которые проработали в бизнесе. Мы стараемся влезть в шкуру компании, понять, что с ней происходит на самом деле. Любая реакция на рынке имеет время. И вы можете быть быстрее, не потому что у вас робот, а потому что инвестиционный комитет крупного фонда соберется только через месяц. И на этом тоже можно зарабатывать.

Средний доход фонда прямо пропорционален среднему возрасту управляющего. Чем человек старше, тем выше доходность.

Мир вообще двигается очень быстро. Единственным богатым человеком будет человек производящий сервис. Сервис — это технология, это R&D.

Андрей Мовчан
Андрей Мовчан

DSC00530 DSC00548 DSC00551

Мария Масленникова (FinBuzz)
Мария Масленникова (FinBuzz)

Фото: Светлана Беканова